Однажды утром Василию Петровичу нездоровилось. Он открыл глаза, поморгал ими и снова закрыл. Уходить из сна не хотелось: сон был завораживающий и липкий, как незамороженный сырок.
Все испортила жена:
- Василий Петрович, - строго сказала она, - ты намерен спать до обеда? Тебе же на работу надо идти.
Василий Петрович любил свою жену, с которой прожил в браке уже пятнадцать лет. Никто лучше нее не умел так готовить утку по-пекински и гратен дофинуа. Правда, больше жена ничего готовить не умела, и поэтому Василий Петрович предпочитал питаться в дешевом кафе за углом.
- Есть будешь? - спросила жена, поставив на стол дымящуюся утку по-пекински.
Василий Петрович вежливо отказался, сославшись на то, что не голоден, поправил любимый галстук, с которым не расставался даже в постели - и вышел на улицу.
На улице было еще темно, поэтому Василий Петрович, из осторожности пробираясь вдоль стены дома, быстро дополз до угла и заполз в кафе.
К появлению Василия Петрович на четвереньках в кафе уже привыкли и не обращали особого внимания.
- Как всегда? - мрачно спросила угрюмая буфетчица тетя Дося, женщина необъятных форм и размеров.
Василий Петрович утвердительно кивнул, поправил галстук и сел за столик. За столиком было грязно, неуютно и ползала красивая муха, но Василий Петрович настолько привык ко всему этому, что не замечал. Ему было очень хорошо и спокойно в этом оазисе социализма посреди страшного капиталистического двора с мерседесами и джипами, где стоял неказистый девятиэтажный дом Василия Петровича.
- Петрович! Забирай свою баланду! - гаркнула на все кафе тетя Дося и с шумом поставила на поднос борщ, макароны по-флотски и компот из прошлогодних персиков.
Василий Петрович сердечно поблагодарил тетю Досю, от чего та что-то невнятно проворчала себе под нос, сел за свой столик, поправил галстук и принялся за борщ.
Тут дверь кафе с возмущенным визгом распахнулась, и на пороге нарисовались три добрых молодца внедорожных размеров, и все, как на подбор, в черных куртках и с отсутствием растительности на головах.
При их виде тетя Дося заголосила:
- И что вам опять надо, окаянные?! Заплатила же я вам уже за эту неделю! Убирайтесь вон, хулиганы недоделанные!
- Но-но, мамаша, - примирительно сказал самый здоровый, - ты не слишком наезжай-то. Поесть мы пришли. Кушать пацанам хочется.
- А, ну тогда другое дело, - успокоилась тетя Дося, - вы присаживайтесь, мальчики, я сейчас что-нибудь быстренько принесу.
Бандиты разбежались по кафе и начали приставать к завсегдатаям и штатным алкоголикам кафе, требуя у них поделиться пищей и благами земными. Василий Петрович степенно вкушал макароны по-флотски, млея от вкуса пережаренного фарша, когда один из бандитов плюхнулся к нему за столик.
- Свободно? - нагло поинтересовался он, сверкая глазом на Василия Петровича.
- Да, конечно, - с достоинством ответил Василий Петрович, - присаживайтесь, пожалуйста.
Бандит такого не ожидал, и поэтому не нашелся, что ответить. Вместо этого он обозрел взглядом столик и поднос Василия Петровича. На подносе сиротливо стояли стакан ароматного компота и пустая тарелка из-под борща.
Бандит обрадовался, схватил стакан с компотом и выдул его в один глоток. Затем удовлетворенно закатил глаза к потолку, рыгнул, отчего Василия Петровича неприятно обдало запахом дешевого табака, и ехидно осведомился:
- А можно выпить ваш компот?
- Да, пожалуйста, - не теряя достоинства, так же ответил Василий Петрович, наматывая макаронину на вилку - приятного аппетита.
Бандит удивился. Такой реакции он не ожидал. Поскрипев мозгами, он не нашел ничего лучше, кроме как пробурчать "спасибо". Затем, подумав еще минуту, он выхватил из под носа Василия Петровича тарелку с остатками макарон и маленьким кусочком фарша - и опрокинул себе в рот.
А потом, довольно оскалясь, спросил:
- А можно съесть ваши макароны?
- Да, пожалуйста, - все так же степенно отвечал Василий Петрович, жуя последнюю макаронину с вилки, - надеюсь, вам понравилось.
Бандит удивился окончательно, тихонько встал из-за стола Василия Петровича, и подошел к главарю, который угомонился и сидел за соседним столиком, посасывая отобранную у кого-то бутылку пепси-колы. Он что-то пошептал главарю на ухо, кося глазами на Василия Петровича, а лицо главаря темнело с каждой секундой. Наконец оно потемнело до цвета грозового облака, главарь рывком вскочил из-за столика, опрокинув стул, схватил своего подручного за шкирку и поволок к выходу. Третий потрусил за ними.
У самой двери он обернулся на обалдевшую тетю Досю и произнес:
- Прошу прощения за это... беспокойство.
И они вышли.
- Петрович! - задыхаясь от волнения, тетя Дося подбежала к Василию Петровичу, который вытирал салфеткой рот, - Петрович! Спасибо тебе, родненький! А что ты ему сказал?
- Ничего, - ответил Василий Петрович, - спасибо, тетя Дося, все было очень вкусно.
Он вытер о салфетку руки, вежливо попрощался с завсегдатаями и штатными алкоголиками кафе и вышел.
По дороге к метро Василий Петрович думал, что не зря великий писатель Сервантес говорил о вежливости, как о самой дорогостоящей вещи в нашей жизни: сегодняшняя вежливость обошлась Василию Петровичу в пол-обеда, зато он спас от разгрома свое любимое кафе. Василий Петрович довольно улыбнулся своим мыслям, поправил галстук и энергичнее зашагал ко входу, где уже толпилось тысяча таких Василиев Петровичей, спешащих на работу.
|
