Во времена оны моим соседом по студенческому общежитию был некий юноша, назовем его Саша. Сложения юноша был не богатырского, чего не скажешь о втором соседе, делившем с ним комнату. Тот (условно назовем его Вова) наоборот - был кандидатом в мастера спорта по какому-то дрыгоножеству и рукомашеству, плечами был крут и телом крепок, а поэтому глядел на Сашу сверху вниз с превосходством. Что не мешало Саше, обладавшему хитроумием Одиссея, то и дело использовать крепкотелого Вову в различных авантюрах, в качестве щита и ударной силы. Саша что-то делал, потом Сашу били, но тут же возникала грозная тень Вовы, и все затихало. Однажды я притащил к себе в комнату гантели, старого советского образца, с чугунными шарами, килограммов по двенадцать каждая. Они лежали около двери, всем своим видом приглашая себя пнуть ногой. Обычно приходящие гости на это покупались с легкостью, а так как все ходили по общаге в тапочках, то комната потом долго оглашалась матерными воплями и тяжелыми прыжками. Гантелям же было все равно, они лишь презрительно чернели. Но вот однажды в комнату ворвался Саша - не помню, с какой целью. Вероятно, попросить конспекты, а может быть, ему просто было скучно. Увидев гантели, он неожиданно повел себя нетривиальным образом. Вслед за Сашей двигался Вова, которому его компаньон крикнул: "Смотри, гантели!" Вова осторожно отстранил Сашу, легко поднял гантели (а с чего ему было их не поднять-то?), выжал их над головой некое количество раз, помахал мускулистыми руками, потом аккуратно положил гантели обратно на пол и забыл про них. Мы углубились в какое-то обсуждение, стоя у окна, но тут нас прервал некий звук. Он напоминал бормотание закипающего электрочайника. Когда мы обернулись, Саша поднял гантели над головой и держал их над собой на вытянутых, вибрирующих руках. Зачем и как он это сделал - осталось тайной. Но опустить руки он не мог, и его глаза медленно лезли из орбит. Саша, весь колеблясь как мыслящий тростник, мотал головой, живо напоминая боевого коня, встряхивающего гривой, на которого сверху неожиданно и предательски уселся многопудовый Илья Муромец. Мы рванулись к нему, но Саша нас опередил. Гантели уверенно повлекли его к двери комнаты, которую он через мгновение вышиб всем телом, точно Самсон, поражающий филистимлян до глубины души, и в позе проклинающего нырнул в дверной проем. Увы, дверь открывалась наружу, иначе бы она его хоть немного задержала. В нашей общаге была "блочная" система, то есть, две комнаты были объединены одним общим коридором. И по этому коридору как раз двигалась Танюха из соседней комнаты. С полотенцем на мокрой голове, она шла из душа и несла с собой гору вымытых тарелок, которые наконец-то удалось отмыть после недавнего дня рожденья. Тарелок было много, и шла Танюха очень аккуратно, осторожно нащупывая пол впереди себя ногой в розовом плюшевом тапке. Об эту ногу как раз споткнулся Саша. Звук был такой, будто затормозили состав, загруженный фарфором и чугуном одновременно. Роль паровозного гудка блестяще и сольно исполнила Танюха. Тарелки и ложки взлетели к потолку, и некоторое бесконечно тянущееся время парили вокруг, придавая сцене подобие картины Дали про полет шмеля за секунду до пробуждения. Саша в это время падал плашмя, как застрелившийся партизан, не выпуская из рук гантели. Потом время пошло как обычно, и все обрушилось вниз, подчиняясь гравитации. Гантели вырвались из цепких ручонок Саши, укатились в конец коридора и причинили там существенные повреждения пустым бутылкам. Сверху сыпались осколки фарфора, Танюха орала паровозным гудком, перед глазами невольно вставала бомбардировка Дрездена авиацией союзников. Подоспевший на место аварии Вова осторожно, как археолог, извлек из-под культурного слоя сначала девушку, потом Сашу. Я оттащил гантели на их прежнее место. А потом мы, все трое, бежали. Быстрее лани. Хрустя фарфором и вертикальными бигудями, размотавшимися с Танюхи.
